Название: Не стой на моем пути
Автор: Рождественский волчонок
Пейринг: Питер/Стайлз (или почти Питер/Стайлз)
Рейтинг: G
Жанр: лютый дарк, AU
Предупреждения: dark, смерть персонажа, ООС
Примечания:
1.Та самая сцена в 1х12 перенесена на открытую парковку для большей красивости
2. Если вам кажется, что подобное вы уже где-то встречали - вам не кажется.
3. В тексте присутствуют флэшбэки
4. СпойлерВ тексте использован принцип: «Убивший дракона – сам становится драконом»
Размер: 1500 слов
От автора: этот текст – чистая квинтэссенция моей любви к одному замечательному автору.
Читать
У Стайлза частит пульс, язык липнет к небу, и в жестком, ослепительном свете голодной луны он кажется таким хрупким, что Питеру почти жаль разрушать эту несовершенную красоту. Но на самом деле ему и не нужен ответ, он видит его в глазах, в сбившемся дыхании, и не важно, что в легких мальчишки горчит сомнение, а на щеках желание мешается со страхом.Хейл уже все решил.
Кисть, затянутая в белое скользит в крепкой хватке, но Питер лишь сильнее сжимает пальцы, ощущая, как трещат ломкие кости, а ткань рубашки расходится под острыми когтями. Пульс зашкаливает, парковку наполняет едкий запах страха, забивает ноздри, щекочет обоняние, и Хейлу приходится сдерживаться, чтобы не растерзать свою жертву. Он осторожно, почти нежно касается разорванных краев одежды, целует немного шершавую кожу, чувствуя крупную дрожь Стилински, и все медлит, тянет удовольствие, словно ждет, пока Стайлз сам попросит его.
И когда мальчишка срывается, улыбается уголками губ, с удовольствием выполняя его мольбу-просьбу.
Плоть с громким чавканьем расходиться под нечеловеческими зубами, звук набатом бьет по ушам Стайлза, но он не отворачивается, пристально смотрит на Питера, как смотрел тогда, на стадионе, когда пытался спасти свою подругу. А Хейл лишь удовлетворенно усмехается, глядя, как насыщенно-красный заливает карюю радужку.
Он не ошибся.
***
У Стайлза кружится голова.
Кости с оглушительным хрустом выворачиваются из суставов, лопаются как перезрелые яблоки, протыкают тонкую кожу насквозь. Но когда Стайлз переводит взгляд ниже, на раненое запястье – видит только ровный, почти правильный след от волчьих клыков.
У Питера идеальный прикус.
Красное становится черным, а в воздухе расползается сладковатый, тошнотворный запах гнили и гари. Пахнет паленой плотью.
Стайлз скалит зубы, тяжело сглатывая непривычно вязкую горькую слюну, и в прозрачных словно стекло глазах Питера отражаются голод и тьма.
Он видит сытое удовлетворение, мелькающее в его узких зрачках, он слышит безумное отчаяние, переполняющее Скотта, он чувствует ярость и боль Дерека.
Тонкие острые нити натягиваются до предела, связь колет и режет, и Стайлзу хочется вырвать собственное сердце, только бы перестать испытывать эти чужеродные, навязанные ему эмоции.
Он бредет вперед, с трудом переставляя ноги, он идет туда, куда толкает его инстинкт, он ползет или бежит, не так уж важно, ведь он знает, где должен сейчас быть.
На луне нарисована кровь – это значит, Волчий бог, наконец, утолит свою жажду, и Стайлзу не нужно закрывать глаза, чтобы видеть: Скотта утыканного, словно чучело, стрелами; разрезанного на части, расчлененного Дерека; Питера жарящегося в адском огне.
- Что ты сделал? – Кричит Стайлз.
У Лидии разорвана юбка, а по ногам течет красное.
- Прекрати это!
У отца выдрано горло, а пальцы все еще сжимают бесполезный пистолет.
- Хватит.
У Стайлза на руках липкое и сладкое, отдающее железом.
- Я не могу больше.
У Джексона желтая радужка и вертикальный зрачок.
- Не могу.
У Эллисон семь зарубок на идеально гладкой рукояти ножа.
Внезапно пришедшее осознание душит, пугает его.
- Что я такое? – Шепчет Стайлз.
Вокруг шумит лес, ветки ломаются под ногами, влажные холодные листья оставляют отпечатки на коже, целуют его ладони и щеки.
Вязкая густая тень кусает затылок, тяжело ложится на плечи, нависает над ним.
Ночь светла.
Все здесь залито красным: земля и небо, руки у Стайлза по локоть в кармине, а рубашка Питера красивого пурпурного цвета.
- Ответь мне, Питер. – Улыбается Стайлз.
Взгляд у Хейла добрый-добрый, он закрывает собой жестокую злую луну, и Стайлз почти готов утонуть в его нежности.
Теплые большие ладони опускаются на тонкую шею, сухие жесткие губы осторожно касаются губ – а потом только хруст позвонков, острая боль и тьма.
***
Призрачный меч жрет его пальцы.
В ногах клубится черный туман, расползается рваными клочьями по сторонам, и у самого обрыва теряет свой цвет, становясь седым и бледным. Живой туман, бывший когда-то Ф… Фу… Он не знает, не помнит, ему все равно. Крылья, рога и копыта, насмешливый взгляд желтых глаз и ложь.
У Юлия кровоточит перо, когда он вычеркивает им очередное имя.
- Господин. – Раздражает он Стайлза своей неискренней преданностью.
«Это ад, детка, тут каждый сам за себя»
Меч трепещет в руке, предчувствуя близкую жатву, но Стайлз сдерживается, хотя мог бы давно избавиться от своего надоедливого слуги.
- Скучно, - тянет Стайлз, а потом. – Лови.
Призрачный меч меняет хозяина, ядовитой змеей оборачиваясь вокруг запястья.
- Держи, - смотрит на Юлия Стайлз. – Удержишь – он твой, а нет… - на его лице мелькает проблеск веселья, ведь это так забавно, когда собственное оружие пытается тебя поглотить.
- Возьми и иди, один из легиона. – Говорит Стайлз. – Иди вперед, князь Фурфур.
В его смехе безумие мешается со скукой, и Юлий оборачивается ему вслед, чтобы никого не увидеть.
«Отличный ход, Стайлз, - думает Юлий. – Отличный ход, однако, без тебя, мой господин, здесь тоже нечего делать».
***
У него детское тело.
Это странно, ведь дети не знают сомнений, не ведают страха и не видят грязи. Но все же, эта хрупкая оболочка приняла, вместила его в себя.
- Мертвый ребенок. – Хохочет Стайлз. – Я вселился в мертвого ребенка.
На свете еще не было большей нелепицы, чем Стайлз, убивающий демонов ада, вселившийся в почившее воплощение чистоты и невинности.
Впрочем, кажется, он нашел то, что искал.
***
Она догадалась.
Каждый раз, когда она обнимает его своими теплыми нежными руками, он чувствует переполняющую, отравляющую ее боль.
- Почему ты плачешь? – Ковыряется в незаживающей ране Стайлз. – Тебе больно?
- Все в порядке. – Лжет она с мягкой улыбкой. – Все хорошо.
Это весело и почему-то грустно. Зато не скучно.
Она целует его в лоб и читает на ночь сказки, в них добро всегда побеждает зло.
- Так не бывает. – Говорит он ей. – В жизни все наоборот.
Она продолжает тепло улыбаться, и от этого ее родинки проступают еще отчетливее.
Она дает ему только полезную пищу, а он таскает из холодильника сырое мясо.
Она называет его Дженим.
- Меня зовут Стайлз! – Кричит он ей. – Стайлз.
Она любит его, дьявольское отродье, поганого демона, а он все никак не может понять.
- Почему?
- Ты мой сын. – Отвечает она, а Стайлзу хочется рассмеяться ей в лицо: «Твой сын сдох. Он мертв, глупая ты женщина».
И все же Стайлз привыкает.
Он не помнит свою настоящую мать, но возможно, быть может, у него есть еще шанс.
Он действительно становится ее маленьким Дженимом, льнет к ее ласковым ладоням, кладет голову ей на колени, он убивает ее. Он пытается остановиться, но Призрачный меч, словно опять кусает за пальцы, с нетерпением ожидая новую жертву.
Когда его мама умирает, он не плачет, но и не смеется.
- Стайлз. – Отрезает на робкое отцовское «Дженим». – Меня зовут Стайлз.
Он не знает, что это значит.
Он не помнит, что когда-то был не человеком
***
У него сломана шея.
Не самое приятное пробуждение после шести лет глубокого сна.
- Вы вернулись, - ухмыляется за его спиной Юлий, Стайлз скрипит зубами, почти слыша ненавистное «господин». Но тот произносит лишь:
- Стайлз.
- Юлий.
- Питер, - улыбается Юлий. – Просто Питер.
- Что ты здесь делаешь, Питер? – Голос Стайлза сочится сарказмом.
- Я пришел за Вами.
«Что тебе нужно? – Думает Стайлз. – Чего ты хочешь, надоедливый Юлий, тридцать четвертый дух, великий и могучий князь Фурфур?»
Его рога цепляются за низкие серые облака, крылья ломают близко расположенные деревья, а кривые козлиные ноги увенчанные копытами разрывают живот Питера.
«Дешевые спецэффекты». – Презрительно морщится Стайлз.
Питер, обезображенный ожогами, парализованный, алчущий крови и мести, смотрит на него лукавыми глазами Юлия. В правой его руке Призрачный меч, в левой – чья-то голова. Стайлз не хочет знать чья, он слишком долго был человеком.
Он не собирается идти за Юлием.
- Не мешай мне, Питер. – Цедит сквозь зубы Стайлз. – Не стой на моем пути.
- Мне скучно. – Тянет Юлий, будто они вдруг поменялись ролями.
Стайлз не собирается ему помогать.
Стайлз больше человек, чем демон, у него нет оружия, но даже сейчас он может его убить. И Юлий об этом знает.
Стайлз не знает, на что тот надеется, но на самом деле ему все равно.
Пусть выкручивается сам.
***
Эта картина ему до смерти осточертела.
Подростки, подростки, подростки – кругом одни только подростки. Закомплексованные, самоуверенные, страдающие максимализмом невыносимые дети. Из всех людей он ненавидит больше всего именно их.
«Тушка, - думает Стайлз. – Это все не успевшая вырасти тушка». Тем не менее, он бы снова хотел все забыть. Быть подростком не так уж плохо, если не знаешь кто ты.
Порш заносит на поворотах, Джексон ругается в полголоса, а Стайлзу просто хочется кого-нибудь поджарить.
Может быть Джексона, но лучше фальшивого Питера.
«Это ведь твоя любимая стихия, не так ли, Юлий?», - усмехается Стайлз.
Он закрывает глаза, чувствуя в руке привычную тяжесть Призрачного меча, ощущая идущую от него спокойную силу.
Здешний лес сегодня неспокоен, он шумит, приветствуя своего хозяина, он ждет то, что должно тут произойти. Старый, мудрый лес знает:
«Как не убегай от судьбы, она все равно тебя настигнет».
Смерть или изгнание для Юлия едино, но Стайлзу на это плевать. Он собирается избавиться от него и отомстить. Ему весело и без тридцать четвертого духа, великого и могучего князя Фурфура. Ведь сейчас он почти человек. Стайлз Стилински, уничтоживший кровожадного монстра.
В одной его руке Призрачный меч, в другой – коктейль Молотова, а с закопченных, покрытых сажей небес смотрит вниз старушка луна. Бледноликая улыбается ему раненым боком, она понимает, потому что луна мать всем волчьим детям.
И глядя на то, как огонь медленно пожирает тело Питера, Стайлз не испытывает сожалений. Он всего лишь спасает свою жизнь.
«И каждой вещи место, и каждому делу час»
«Еще увидимся, Юлий».