Название: Уроки
Автор: Рождественский Волчонок
Бета: Рождественский Волчонок
Персонажи: Скотт Маккол/Айзек Лейхи
Жанр: AU, romance
Рейтинг: R
Размер: ~5 000
Саммари: Айзек – школьный учитель рисования, Скотт – самый бездарный из его учеников. Айзек считает Скотта своим преподавательским провалом, не зная, что тот приходит на его занятия совсем не учиться.
От автора: Автор поздравляет заказчика – Мисс Джонс – с Новым годом и Рождеством и желает ей интересной фандомной жизни и захватывающего реала.
А еще автор благодарит за помощь и консультации в сложных для него вопросах одного потрясающего художника (чей ник временно убрал орг во имя анонимности - прим. орг.).
Читать
– Следите за тенью, не торопитесь. Если не успеете сегодня, то на следующем уроке можно будет закончить, – мягким голосом произнес Айзек, неторопливо прохаживаясь по классу. – Эрика, обрати внимание на пропорции. Что у тебя с головой? И рука слишком короткая. Эллисон, – Айзек вздохнул и подошел к ученице, – как ты держишь карандаш? Расслабь руку, и если ты так будешь давить на бумагу, то порвешь ее. Скотт…Айзек остановился напротив мольберта следующего студента и еле сдержал печальный вздох. У него за всю его преподавательскую карьеру (не такую и длинную пока) были разные ученики: и талантливые, и посредственные, но усердные, и не умеющие рисовать. Однако таких безнадежных, как Скотт Маккол, не было никогда. Айзек посмотрел на застывшего в одной позе натурщика, перевел взгляд обратно на мольберт перед собой и еле заметно поморщился. Скотт совершенно не чувствовал человеческое тело и был вообще как будто слепым. Его рисунок не мог похвасать ни одной правильной линией, пропорции ужасали, про тени и свет Скотт даже не вспомнил. Было заметно, что он очень старается. То, что Айзек видел, явно было далеко не первым вариантом, и видеть остальные он совершенно точно не хотел. Давным-давно нужно было попросить Скотта прекратить посещать уроки, но у Айзека язык не поворачивался сказать ему правду. Ведь Скотт так хотел рисовать, не пропускал ни одно занятие и очень старался. Поэтому Айзек, отведя взгляд в сторону, в очередной раз соврал:
– Что ж, сейчас значительно лучше. Только будьте повнимательнее с пропорциями.
Расцветшей после его слов улыбки Айзек предпочел не заметить. Больше Айзек не подходил к Скотту до самого конца урока, вместо этого консультируя тех учеников, у которых были хоть какие-то шансы научиться рисовать. Однако, по-видимому, Скотт был не из тех людей, что сдаются. После звонка, дождавшись, пока одноклассники и натурщик покинут аудиторию, Скотт с сияющей улыбкой подошел к Айзеку и с воодушевлением попросил:
– Мистер Лейхи, а вы не укажете более подробно на мои ошибки?
Айзеку захотелось побиться головой об стол, но, удивительное дело, отказать Скотту он почему-то не мог. Вообще-то, хоть он и был тактичным человеком, тратить свое время на бездарности Айзек не привык. Однако когда дело касалось конкретно этого студента, у Айзека будто язык отсыхал. Он смотрел в сияющие глаза Скотта, на его широкую улыбку – и в очередной раз понимал, что не может сказать ему правду. Вот и сейчас, вместо того, чтобы вырвать бумагу из мольберта и порвать ее на мелкие кусочки, Айзек взял в руки карандаш и штрихами стал исправлять портрет. Когда он закончил, то понял, что ни одна из проведенных им линий не совпадает с линиями Скотта. Это был его преподавательский провал, пора было себе в этом признаться.
– Как-то так, – с сомнением сказал Айзек, отходя в сторону. Он открыл рот, чтобы описать ошибки более подробно, но не нашел слов. Потому что самой главной ошибкой Скотта было то, что он в принципе взял в руки карандаш.
– Ну что ж, мне есть еще над чем работать! – подвел итог Скотт, поворачиваясь к мольберту. Кажется, все это время он смотрел почему-то на самого Айзека, а не на свой рисунок.
– Да уж точно, – не сдержался Айзек и тут же сгладил свою нетактичную реплику улыбкой. – Можете потренироваться дома и потом принести мне готовые работы. Попытайтесь порисовать не с натуры, а с фотографий. Экспериментируйте.
– Или вы можете назначить мне дополнительные занятия.
Айзек уставился на Скотта как на восьмое чудо света, чувствуя, как панически начинают бегать мысли в его голове. Он не мог понять: неужели Скотт не видел, насколько безнадежен? Или его смущало то, что Айзек до сих пор не выставил его за дверь? Ведь в прошлом месяце Айзек отказал в уроках Гринбергу, промучившись с ним с начала семестра. Долг Айзека как учителя был в том, чтобы ученики занимались тем делом, которое пригодилось бы им в будущем. Как Скотту могла пригодиться порча бумаги, Айзек понятия не имел.
– Урок искусства – это факультативное занятие, по нему не назначаются дополнительные часы.
– Разве вы не можете сделать исключение? – тут же среагировал Скотт.
Айзек удивленно задрал брови.
– Думаю, что нет.
Кажется, это очень огорчило Скотта. Его лицо из сияющего превратилось в грустное, и в груди Айзека кольнуло сожаление. Однако он не собирался отступать. Айзек был согласен тратить на Скотта время занятий, но не свое личное.
– А частные уроки вы даете? Ну, знаете, за дополнительную плату? – сделал еще одну попытку Скотт. Это предложение, вообще-то совсем обычное, почему-то вызвало в Айзеке какие-то неприятные ассоциации, и он покачал головой.
– Вам пора, мистер Маккол, – с каменным лицом напомнил Айзек и кивнул на дверь. В ту же секунду она чуть раскрылась, и в образовавшемся проеме показалась бритая макушка лучшего друга Скотта – Стайлза.
– Скотт? – позвал он, не сразу заметив стоящих за мольбертами Айзека и Скотта.
– Я сейчас, – отозвался тот.
– Окей, я в коридоре. – Стайлз быстро скрылся, бросив напоследок на Айзека странный взгляд.
– Что ж, я пойду. Приятного дня. – Скотт подхватил с пола свой рюкзак и неожиданно протянул ладонь, предлагая попрощаться рукопожатием. Айзек не знал, что его удивило больше: то, что Скотту вообще пришла в голову такая мысль, или то, что он решил, будто учитель, пусть и молодой, ответит на этот жест.
– Не забудьте закрыть за собой дверь, – попросил Айзек и отошел к своему столу. За спиной как-то очень горестно вздохнули, но не прошло и нескольких секунд, как дверь кабинета хлопнула.
Все это было очень странно.
Не удержавшись, Айзек подошел к выходу и осторожно выглянул в коридор, сам не зная, зачем это было ему нужно. Скотт и Стайлз не успели отойти далеко от класса, стояли спиной к Айзеку и о чем-то говорили.
– Ну и как? Он согласился? – спросил Стайлз, пряча в карман сотовый, с помощью которого, судя по всему, коротал время в ожидании друга.
– Нет.
– Чуваааак. – Стайлз ободряюще хлопнул Скотта по плечу. – Я, конечно, до сих пор считаю, что это чертовски дерьмовая идея, но уверен, ты что-нибудь придумаешь.
Ответа Скотта Айзек не услышал, скрывшись в кабинете – из соседнего коридора кто-то вышел, и было бы очень неловко, если бы учителя застали за подслушиванием.
Пусть диалог и был ужасно странным.
Айзек впервые задумался, а действительно ли Скотт так уж хотел научиться рисовать или дело было совсем не в этом?
***
Почему-то эта мысль не оставляла Айзека аж до следующего занятия с выпускниками. Не то чтобы он постоянно думал об этом, но иногда нет-нет да возвращался к странному настойчивому желанию Скотта учиться у него. Поэтому на уроке Айзек решил за ним понаблюдать.
Попросив натурщика раздеться по пояс – полная обнаженка в школе не поощрялась – и расставив мольберты учеников так, чтобы им удобно было рисовать, Айзек уселся на крышку своего стола и принялся внимательно следить за классом. И за Скоттом. В большей степени за Скоттом.
И выяснил кое-что интересное.
Скотт на натурщика не смотрел. Он водил карандашом по бумаге, изредка косясь в сторону рисунка, но большую часть времени он пялился на Айзека. Сначала украдкой, отводя глаза тогда, когда натыкался на ответный взгляд, но где-то к середине урока он совсем перестал скрываться. Остальные студенты, занятые рисованием, этого не замечали, а вот Айзек наконец обратил внимание.
Можно было признаться самому себе – взгляды Скотта несколько смущали. Они были слишком пристальными, бесцеремонными и какими-то… Если бы Айзек не решил, что это невозможно и противоречит всем устоям, то он с большей вероятностью подобрал бы слово «раздевающие». Взглядом Скотт будто снимал с него одежду. И это было совершенно, абсолютно недопустимо.
Айзек жестом попросил Скотта вернуться к работе, и тот медленно кивнул, но глаз не отвел. Поэтому это пришлось сделать Айзеку. Однако до самого конца урока он чувствовал на себе пристальный прожигающий лопатки взгляд. К мольберту Скотта он так за все время и не подошел, зато после звонка впервые за все время работы в школе попросил ученика задержаться в классе.
– Мистер Маккол, – начал Айзек, когда все остальные покинули аудиторию, но замолк, не зная, что в действительности стоит говорить.
– Зовите меня Скотт, – чуть простоватое смуглое лицо озарилось улыбкой.
– Мистер Маккол, вы не хотите объяснить свое сегодняшнее поведение? – строго поинтересовался Айзек, проигнорировав предложение. Он встал прямо перед Скоттом и скрестил руки на груди, стараясь за суровостью позы и взгляда скрыть растерянность.
– Что вы имеете в виду?
– То, что вы рисовали, не глядя на натурщика. А весь урок не сводили глаз с… – Айзек запнулся, не зная, хочет ли он озвучить очевидное.
– С вас, – с непозволительно снисходительной улыбкой подсказал Скотт. – Я весь урок смотрел на вас, мистер Лейхи.
– Когда вы рисуете что-либо, то должны смотреть на объект, иначе вряд ли что-то получится. Позволяя вам приходить на мои занятия, я думал, что для вас важно научиться рисовать, но теперь мне кажется, я ошибался. Так зачем вы здесь?
– Разве это не очевидно?
То, как Скотт сказал это, на секунду выбило Айзека из колеи. Таким тоном, каким была произнесена эта фраза, с учителями не разговаривали. Мягкий, успокаивающий, ласковый, флиртующий. Боже. Краска за секунду окрасила обычно бледные щеки Айзека, когда до него, наконец, дошло. Настойчивость в посещении его занятий, желание взять дополнительные часы, обжигающие взгляды – все это очень легко объяснялось.
– Думаю, мистер Маккол, вы больше не будете посещать мои уроки, – чуть дрогнувшим голосом произнес Айзек, невольно делая шаг назад. Он все еще был смущен. Ужасно смущен! И находиться в одном помещении со Скоттом стало почти физически трудно. С Айзеком никогда – никогда! – такого раньше не случалось. То есть, конечно, юные школьницы пытались строить ему глазки, ведь он был молод и, что уж скрывать, довольно красив, но то, что происходило сейчас, больше походило на домогательство.
– Я думаю, вы ошибаетесь. Вы же сами ставили мне тройки все это время, так в чем может быть причина вашего отказа меня учить? – улыбнулся Скотт. Айзек задохнулся от возмущения. Конечно, чтобы запретить студенту посещать занятия, нужна веская причина. Как правило, это были плохие оценки, но раньше у Айзека рука не поднималась ставить Скотту двойки. И теперь, кажется, тот решил этим воспользоваться.
– Отлично, – прошипел Айзек Скотту в лицо. – Просто замечательно. Не надейтесь, что в скором времени я не исправлю свою ошибку.
– Не надеюсь, – улыбка Скотта стала еще шире. Больше не сказав ни слова, он сделал несколько шагов назад, а потом развернулся и быстро вышел из класса, оставив Айзека в ярости сжимать кулаки.
Ну он устроит Скотту уроки рисования. Такие, что тот на всю жизнь запомнит.
***
– У фигуры на вашем рисунке смещена точка опоры. Хотя, может, вы изображаете человека-пизанскую башню?
– Откуда такой разворот ступней, где перспектива? Или это портрет Дэвида Копперфильда, летающего над сценой?
– Ягодицы плоские. Чем вы занимались, мистер Маккол, когда я рассказывал про объем и тени?
– Вам не нравятся мои ягодицы? – сквозь зубы спросил Скотт, за урок доведенный до крайности.
Но, честное слово, Айзек только начал.
– Меня не волнуют ваши ягодицы, – с достоинством ответил он. – Но на вашем рисунке их просто нет.
Класс притих, слушая их перепалку. Кажется, в этот раз ученики вообще забыли об искусстве – они старались не пропустить ни секунды из того шоу, что устраивали им Скотт и Айзек. Даже натурщик невольно прислушивался, хоть и пытался скрыть свой интерес.
К концу урока Айзек понял, что совершил большую ошибку. Нужно было игнорировать Скотта, показать, насколько ему, учителю, безразличен интерес, проявленный учеником. Айзек же поступил с точностью до наоборот, тем самым показав, что его не оставила равнодушным вся эта ситуация.
В тот момент, когда прозвенел звонок, Скотт выглядел как человек, вышедший на тропу войны. И, хоть в этот раз он не стал задерживаться в классе, взгляд, который он бросил на Айзека, сказал больше всяких слов.
Весь оставшийся день Айзек был рассеян, потому что думать мог только о Скотте и о той ситуации, в которую влип, а не о занятиях. Когда наконец уроки закончились, Айзек вздохнул с облегчением и в рекордные сроки собрал свои вещи, чтобы ехать домой. Но ему не повезло: почти у самого выхода из школы его поймал директор, горя желанием обсудить очередное внеклассное мероприятие, одобренное родительским комитетом. Айзек чуть не застонал от отчаяния. Это был уже второй такой проект за семестр. Иногда Айзек думал, что родители его учеников готовы на все, чтобы их дети как можно реже появлялись дома. Ничем иным объяснить, почему они одобрили постановку Шекспира, он не мог . Во-первых, ничего банальнее придумать было просто невозможно, во-вторых, спектакли в школе, где даже не было театрального класса, могли стать для всех учителей настоящей головной болью. Особенно для Айзека, которого хотели заставить отрисовать все декорации. Не самостоятельно, конечно, а с помощью учеников, но это было даже еще хуже. Один бы он справился намного быстрее.
Пообещав подумать, Айзек отделался от директора и сумел наконец выбраться из школы. Весна в этом году выдалась довольно холодная для Калифорнии, и все же в воздухе уже чувствовалось приближение лета. А на него у Айзека были большие планы, которые не включали в себя учеников и их… влюбленности. Подумав об этом, он нахмурился, вздохнул и отправился на стоянку для учителей за своей машиной.
Там уже было почти пусто. Айзек заметил только машину директора и мистера Харриса, школьного химика. Тот больше всего на свете любил оставлять учеников после уроков на час, а то и на два – зависело от количества требующих проверки работ. Иногда Айзеку казалось, что Харрис делал это, потому что ему было скучно работать одному. Сегодняшний день, по всей видимости, не стал исключением. А вот тренировки по лакроссу, кажется, сегодня не было: джип Бобби Финстока отсутствовал на привычном месте.
Отметив про себя эти детали, Айзек достал ключи, обернулся к своей машине и замер. Возле его тойоты стоял Скотт, хотя еще пару секунд назад его там не было – Айзек мог поклясться.
– Что ты тут делаешь? – вырвалось у него. И шаг назад, который он сделал, тоже был скорее реакцией тела, чем разума. Наверное, было что-то немного ненормальное в этом, но Айзек начал немного побаиваться Скотта – или даже своей реакции на него. Потому что – серьезно – он взрослый мужчина, но целый день вел себя как подросток и сейчас при виде Скотта ощутил, как сердце забилось быстрее.
– Жду вас. – Скотт, напротив, шагнул вперед, сокращая расстояние между ними метров до трех.
– И зачем, позволь спросить?
– Я хотел бы извиниться.
Айзек удивленно вскинул брови.
– Похвально, что ты взялся за ум. Я правда рад, что ты понимаешь, насколько возмутительно твое поведение.
– Да, думаю, я слишком поторопился. И вообще был очень настойчив. Но, – Скотт вскинул руку, увидев, что Айзек хочет что-то сказать, и продолжил, с каждым сказанным предложением подходя все ближе, – вы должны меня понять. Я по вам с ума схожу. Думать могу только о вас, вижу вас во сне. Черт, я даже стал ходить на ваши уроки, хотя, мы оба знаем, что у меня нет способностей к рисованию. И, откровенно говоря, я терпеть не могу рисовать, – с усмешкой признался Скотт, становясь прямо напротив Айзека. Теперь между ними оставалось всего несколько десятков сантиметров, не больше.
– Что такое ты говоришь? – не совсем веря в происходящее, прошептал Айзек.
– Правду. Я говорю как есть. Вам же остается либо принять это, либо терпеть меня до моего выпуска. В конце концов, мне осталось учиться не так уж долго – всего два месяца. Если вы скажете мне «нет», обещаю, я оставлю вас в покое.
– Конечно же, я скажу тебе «нет»!
– Не словами, – покачал головой Скотт, сократил то мизерное расстояние, что между ними было, и, притянув более высокого Айзека за шею к себе, поцеловал.
После, анализируя этот момент, Айзек думал, что, вероятно, перед поцелуем Скотт его загипнотизировал или наложил какое-то заклинание. По-другому он никак не мог объяснить свое дальнейшее поведение. По всем правилам Айзек должен был оттолкнуть Скотта, возмутиться, сделать хоть что-нибудь. Не стоять как истукан и уже тем более не целовать в ответ. Но правда в том, что Айзек сам не понял, как начал отвечать. Скотт целовал его так уверенно, настойчиво – будто имел на это право, – и с такой страстью, какую Айзек давно не чувствовал по отношению к себе, что на несколько секунд он совсем забыл, где находится и с кем.
Однако, вспомнив, пришел в ужас.
Оттолкнув Скотта, Айзек отскочил в сторону и в панике обвел взглядом парковку, желая убедиться, что этого поцелуя никто не видел. И только после этого с яростью посмотрел на улыбающегося ученика.
– Да ты спятил? – Айзек демонстративно вытер рот ладонями, не замечая, как трясутся его руки.
– Ты не сказал «нет», – Скотт склонил голову и посмотрел на Айзека пристальным и тяжелым взглядом, от которого по телу побежали мурашки. Из-за этого взгляда до Айзека даже не сразу дошел смысл слов.
– Это ничего не значит. Я растерялся, – прошипел он и снова оглянулся. Его никак не отпускала мысль, что их со Скоттом могли видеть. И пусть тот был совершеннолетним – он все равно оставался его учеником. – Ты переходишь все границы.
Айзек снова повернулся к Скотту, желая продолжить свою возмущенную речь, но неожиданно обнаружил, что один на парковке. Скотт умудрился уйти буквально за секунду, оставив расстроенного и удивленного Айзека осмысливать произошедшее.
***
Уроки у выпускного класса превратились для Айзека в настоящий ад. Скотт, к сожалению, не перестал посещать его занятия, и, хоть он не предпринимал больше никаких попыток соблазнить своего учителя по рисованию, при каждом взгляде на него Айзек вспоминал тот поцелуй.
Так стыдно перед самим собой ему никогда не было.
Стыдно даже не за то, что позволил застать себя врасплох, а за то, что поддался Скотту, за то, что думал о нем каждую секунду с того – их – момента на парковке и до вот этого самого момента.
Наверное, Скотт его чем-то отравил при поцелуе.
Наверное, Айзеку нужно было перестать искать виноватых.
Наверное…
Звонок, возвещающий об окончании урока, прозвенел как всегда неожиданно, и Айзек махнул рукой, отпуская учеников, после чего с облегчением опустился на стул. Он только сейчас осознал, в каком напряжении находился все это время.
Класс опустел довольно быстро, стало совсем тихо, только из коридора доносился приглушенный шум, а на стене громко тикали часы.
– Скотт, прошу, иди на следующий урок, – устало попросил Айзек, даже не поворачиваясь. Он и так знал, что Скотт застыл рядом.
– У нас окно. Мисс Блейк приболела, а замену найти не успели.
– Тогда в столовую или где вы там проводите свободное время? Разве тебя не ждет твой друг Стайлз?
– Он поймет, если я задержусь. – Айзек услышал тихие мягкие шаги Скотта – он подходил ближе. – Вы были очень невнимательны весь урок, постоянно думали о чем-то. Обо мне?
– Нет.
– Вы обманываете меня, – с невозможной уверенностью заявил Скотт. Айзек покачал головой, все еще не глядя на него, но чувствуя всем телом, как он близко. – Я понимаю, чего вы боитесь. Ваша работа и ваша репутация важны для вас. И кто я такой, чтобы ради меня рисковать всем? – в голосе Скотта не было горечи или обиды, он просто констатировал факт, но это спокойствие все равно о многом говорило.
– Я не буду говорить об этом здесь, нас могут услышать, – попытался остановить его Айзек.
– Рядом никого нет. И я услышу, если кто-то подойдет.
Айзек почти не удивился этому заявлению.
– Через два месяца я выпускаюсь. И я готов ждать. Потому что я люблю вас. Потому что хочу вас так, как никогда никого не хотел. Часто я представляю вас… в этом классе… на этом столе…
– Хватит! – оборвал его Айзек, поворачиваясь к Скотту. В голову ударила кровь, окрашивая щеки румянцем. – Имей хоть каплю уважения к моему преподавательскому статусу!
– Простите. – Скотт опустил голову, будто действительно раскаивался, что позволил себе зайти так далеко.
– Ты ставишь меня в ужасное положение…
– Я знаю. Но так уж мне везет, я всегда западаю на тех, на кого мне даже смотреть нельзя, – хмыкнул Скотт. И в его голосе было столько странной горечи, что сомневаться в сказанных словах не приходилось.
– Скотт, – позвал Айзек, вставая и подходя ближе, – посмотри на меня.
Скотт выполнил просьбу и поднял на него серьезный не по возрасту взгляд. Айзека захлестнула волна неуместной нежности. Такой взрослый, но еще такой ребенок, он напоминал Айзеку его самого пару лет назад. На самом деле между ними была не такая уж и большая разница в возрасте. Но это все равно ничего не значило, пока они были учителем и учеником.
– Я не хочу делать тебе больно…
– Не стоит продолжать, – скривился Скотт, делая шаг назад, будто в одночасье ему стало невыносимо стоять рядом с Айзеком. – Я все понимаю. Я был идиотом, думая, что вы можете ответить как-то иначе.
– Скотт, подожди…
– Всего доброго, мистер Лейхи. Думаю, мне стоит прекратить посещать ваши занятия, – сухо сказал Скотт, забрасывая свой рюкзак за спину и отходя к двери.
– Скотт! – повысил голос Айзек, пытаясь… что? Остановить? Объяснить? Он и сам не знал. И, видимо, Скотт это как-то понял. Выражение лица, с которым он выходил из кабинета, еще долго стояло у Айзека перед глазами.
***
Когда дело касалось Скотта, Айзек все делал неправильно. Ему не стоило ставить Скотту липовые тройки, реагировать на его признание, позволять себя целовать, давать надежду и тут же обрубать ее так грубо. И определенно не стоило ждать непонятно чего два чертовых месяца.
С того разговора в кабинете рисования до самого выпускного Скотт и Айзек не общались и даже пересекались крайне редко. Только несколько раз обменивались парой слов во время подготовки к постановке Шекспира, где Айзек был оформителем, а Скотт играл Ромео в паре с Эллисон Арджент, изображавшей Джульетту. В такие моменты Скотт вел себя подчеркнуто вежливо и холодно, но то, что видел Айзек в его глазах в моменты их встреч, говорило красноречивее всяких слов.
Скотт, ломая все стереотипы о подростковых влюбленностях, все еще был им увлечен. Но, как бы он ни скрывал это, теперь, когда Айзек знал, куда смотреть, для него все было очевидно. И хоть в этом сложно было себе признаться, но чувства Скотта все же задевали что-то внутри, будили в Айзеке эмоции, в которых он сам себе отказывал.
Поэтому сейчас, глядя на то, как Скотт выходит из клуба, где проходило празднование выпускного, Айзек понимал – это их последний шанс.
Ночной июньский воздух был невероятно свежим и бодрящим, и Айзек, который битых два часа проторчал в душном помещении, не мог не насладиться пьянящим ароматом лунной ночи. Закрыв глаза, он глубоко вдохнул и ощутил, как проясняется голова. Все эти клубы и вечеринки были для него слишком большим испытанием. Наверное, стоило отказаться от предложения присмотреть за выпускниками, но упускать шанс увидеть Скотта он не хотел, и это пересилило нелюбовь к ночным клубам.
– Мне интересно, понимаете ли вы, насколько же вы красивы, мистер Лейхи. Или Айзек? Могу я теперь звать вас Айзеком?
Голос Скотта раздался совсем близко, послышался тихий шорох откуда-то справа, и Айзек отчетливо ощутил, что рядом с ним кто-то встал.
– Здесь мы все еще учитель и ученик, даже если тебе уже выдали аттестат, – пожал плечами Айзек, открывая глаза. Скотт, в полурастегнутой рубашке и развязанном галстуке, стоял буквально в паре десятков сантиметров от него. Его лицо тускло освещали ближайшие фонари, но глаза при этом были неестественно яркими, не карими даже, а почти золотыми. – Пьянствуешь? – поинтересовался Айзек, заметив в руках у Скотта бутылку виски.
– На меня все равно не действует. Просто дань традиции. Каждый должен напиться в свой выпускной и переспать с тем, к кому раньше не решался подкатить.
Айзек вспыхнул, как юнец, услышав намек, но не собирался отвечать на провокацию. Хоть все же не удержался и спросил:
– И сколько же пунктов из этого ты собираешься выполнить?
– Это зависит не от меня, – усмехнулся Скотт и вдруг предложил. – Не хотите прогуляться?
Неожиданно для себя Айзек согласился. Улыбнувшись, Скотт поставил бутылку на крыльцо и первым сбежал вниз по ступенькам.
Какое-то время они ни о чем не говорили, просто шли рядом в глубь сквера, находящегося позади клуба, где развлекались выпускники. Ночь была ясной, почти полная луна нависала над городом, волнуя и восхищая своей красотой, только звезд было почти не видно из-за близости к большому городу.
Романтичная ночь, будто созданная для глупых поступков глупых подростков. И их глупых учителей.
Целоваться возле дерева было до одури приятно и волнительно. Скотт был смел, но осторожен, не напирал, будто боялся спугнуть. В его руках Айзек чувствовал себя добычей, загипнотизированной, смирившейся и уже не желавшей другой участи, как погибнуть в лапах хищника. Однако и он в своих руках держал власть не меньшую.
– Только не отталкивай меня, прошу тебя, Айзек, – горячий шепот опалил кожу, по спине побежали мурашки. Айзек сильнее прижал к себе Скотта, будто закрываясь им от прохлады ночи, и уронил голову на его плечо.
– Это сумасшествие. Ты сумасшедший, – улыбнулся Айзек. – Я думал, ты отказался от меня.
– Я хотел, но не смог, – признался Скотт. – Вы простите меня за это, мистер Лейхи?
– Ни за что, мистер Маккол, – все еще улыбаясь, ответил Айзек, отталкивая наконец Скотта. Сразу стало прохладно. – Нужно возвращаться в клуб. Друзья потеряют тебя.
– Я не хочу к друзьям. Поехали куда-нибудь подальше отсюда?
– И все же тебе стоит вернуться, – протянув руку, Айзек кончиками пальцев дотронулся до щеки Скотта и почти сразу прервал ласку. – Сегодня ваша ночь, проведите ее вместе. А через час, если ты не передумаешь, я буду ждать тебя у себя. – Сунув руку во внутренний карман куртки, Айзек достал оттуда свою визитку и ручку и быстро записал на обратной стороне адрес.
– Я приду, – расцвел в улыбке Скотт, выхватил из рук Айзека визитку и, не отрывая от него взгляда, направился в сторону клуба. – Я приду! – крикнул он у самого здания и вдруг, задрав голову к небу, завыл. Как волк или койот, протяжно и радостно. И со всех сторон ему начали вторить.
– Сумасшедший… волчонок, – фыркнул Айзек, отворачиваясь. В груди стало горячо и больно, а свежесть ночи больше не проясняла помутневшую голову.
***
Скотт появился на пороге квартиры Айзека в три утра. Растрепанный, запыхавшийся, в слегка помятом пиджаке и с сумасшедшей счастливой улыбкой на губах – он был прекрасен. Айзек на секунду забыл, как дышать.
– Ты бежал от самого клуба? – сам не зная, зачем, спросил Айзек.
– Ага, – Скотт сделал шаг вперед, кажется, не услышав, о чем вообще его спросили. Его взгляд залип на губах Айзека, будто ничего другого его на данный момент и не интересовало.
– Но это же далеко.
– Ерунда, – отмахнулся Скотт и, за секунду преодолев разделяющее их расстояние, притянул Айзека к себе и приник к его губам поцелуем.
Он больше не собирался тратить время зря.
Айзек сладко вздохнул и сделал несколько шагов назад, утягивая Скотта в глубь квартиры. Входная дверь хлопнула, но парни не обратили на это внимания. Уперевшись спиной в стенку, Айзек чуть съехал по ней вниз, становясь одного роста со Скоттом, и запустил руки под его рубашку, трогая разгоряченную кожу.
– Вы ждали меня, мистер Лейхи? – жарко зашептал Скотт Айзеку на ухо.
– Перестань звать меня так.
– Почему нет? И я хочу, чтобы вы ответили на вопрос.
Скотт с силой провел ладонями по бокам Айзека снизу вверх, задирая мягкую домашнюю футболку и касаясь голой кожи. Айзек крупно вздрогнул и задышал чаще. Скотт давил на него, вжимал в стену, гладил, целовал, и от этого напора Айзек поплыл, ощущая жар по всему телу.
– Отвечай, – рыкнул Скотт и в наказание за молчание укусил Айзека под ухом. Тот охнул, потянул его за волосы, отрывая от своей шеи, и наконец признался:
– Ждал.
Усмехнувшись, Скотт на секунду отстранился, чтобы стянуть с плеч пиджак и снять болтающийся галстук. Одежда без промедления полетела на пол. Айзек тоже хотел раздеться, но Скотт остановил его и, взявшись за край футболки, медленно снял ее сам.
– Ты еще красивее, чем я думал, – восхищенно произнес он, окинув взглядом открывшийся вид. – Как же я хочу тебя трахнуть.
Айзек шумно выдохнул и прикрыл глаза, пережидая острый приступ вожделения. Никто никогда не хотел его так искренне и сильно, и это неожиданно било под дых. Он не был уверен, действительно ли готов к такому.
– Я хочу раздеть тебя, – продолжил Скотт, видя, как Айзеку нравится то, что он говорит, – осмотреть всего, потрогать, вылизать, пока ты не станешь расслабленным, мокрым и достаточно растянутым для меня.
– Прекрати, – хрипло и беспомощно попросил Айзек, открывая мутные глаза, – прекрати болтать и сделай уже что-нибудь.
И Скотт сделал. Довел Айзека до его же кровати и выполнил каждое из своих желаний, озвученных и нет. И Айзек сгорал в его руках, ощущая, как неотвратимо падает в пропасть, как чувства – неправильные, подавляемые, но невероятно сильные – захлестывают его с головой. Скотт будто вытащил его из твердой, выстраиваемой годами раковины, обнажив мягкое и нежное нутро. И Айзек, который должен был чувствовать себя уязвимым и потерянным, ощущал лишь покой.
– Ты со мной? – мягкий шепот вывел Айзека из транса, в который тот впал сразу после оргазма. Айзек не ответил, повернулся набок, лицом к Скотту, и внимательно посмотрел ему в глаза. – Что?
– Откуда ты такой взялся на мою голову?
– Какой – такой? Я всего лишь влюбленный бездарный художник, – хмыкнул Скотт, чуть покраснев.
– Нет. Ты много больше, – возразил Айзек и, не желая ничего больше объяснять, снова поцеловал Скотта в губы. Уже без голода и страсти, но с безграничной отчаянной нежностью, говорившей куда лучше всяких слов.
***
Айзек не мог вспомнить, когда в последний раз ему случалось, проснувшись среди ночи, так сильно захотеть рисовать. Но сейчас желание было столь непреодолимым, что он, стараясь действовать тихо и не потревожить Скотта, встал с кровати, набросил на плечи халат и вышел из спальни.
Полотно в мастерской уже стояло готовым к работе как раз на случай внезапного вдохновения. Айзек неторопливо подошел к мольберту и завороженно провел по чистому листу кончиками пальцев, будто уже рисовал. Картина, которая согнала его с кровати, все еще стояла перед глазами – такая яркая, такая правдивая.
Айзек решительно взял в руки карандаш.
Когда дверь за спиной, скрипнув, открылась, Айзек заканчивал последние карандашные наброски. Он в первый момент не заметил даже, что его одиночество было нарушено, и вздрогнул, когда Скотт тихо произнес:
– Я только сейчас понял, что никогда не видел, как ты рисуешь. То есть, – поправился он, – ты исправлял наши рисунки, но вот чтобы сам… свою картину…
Айзек обернулся, огладил взглядом встрёпанного Скотта в одних трусах и снова обратил все свое внимание на полотно.
– Не спится? Еще рано.
– Проснулся, не нашел тебя в кровати и решил поискать. А ты тут… рисуешь, – объяснил Скотт, подходя ближе, чтобы обнять Айзека со спины и получше рассмотреть полотно с набросками. – Здорово. Это ты? – он головой указал в угол картины, где штрихами был изображен человек, окруженный высоким забором.
– С чего ты взял? – фыркнул Айзек, расслабляясь в чужих объятиях, таких теплых и уютных, что хотелось, закрыв глаза, простоять так как можно дольше.
– Интуиция. А там я, – Скотт ткнул пальцем во второго нарисованного человека, нацелившегося перелезть через забор.
– Мне кажется, ты много на себя берешь. – Тон Айзека был насмешливым, но беззлобным, поэтому Скотт даже ничего не стал на это отвечать. Он знал – чувствовал, – что все именно так, как он сказал. И пусть Айзек еще не готов был это признать, это не отменяло факта.
– Ты хочешь продолжить, или мы можем вернуться в кровать и еще немного поспать? – уточнил Скотт, водя носом по голой шее Айзека.
– Думаю, я могу закончить и позже.
Выпутавшись из объятий, Айзек повернулся к Скотту и мягко поцеловал его в губы. Один раз, потом еще и еще, пока у того не кончилось терпение и он не прекратил это, запустив руки в мягкие кудри Айзека и поцеловав его всерьез.
– Пойдем в кровать, – предложил Айзек, через некоторое время прервав ласку. Его дыхание сбилось, на лице появился румянец, и Скотт подумал, что никогда в жизни он не видел ничего и никого красивее, чем его упрямый учитель рисования.
– Как ты назовешь картину? – внезапно спросил он, глядя Айзеку в глаза и убирая с его лица длинную челку.
– «Уроки».
– Разве ей подходит такое название?
Айзек обернулся на незаконченную картину и посмотрел на нее долгим, изучающим взглядом. Скотт молчал, не торопя его, понимая, как Айзеку важно ответить на этот вопрос.
– Только оно ей и подходит, – наконец сказал он, а потом снова посмотрел на Скотта, улыбнулся и, отстранившись, взял его за руку. – Пойдем в спальню.
Они вышли из мастерской, не забыв выключить свет, а незаконченная картина осталась стоять посреди мастерской. Позже Айзек ее дорисует и действительно назовет «Уроки». И только они со Скоттом будут знать, почему он дал ей такое название.
Это будет их маленькой тайной.