Название: Узы
Автор: Рождественский Волчонок
Персонажи: Скотт, Стайлз, Лидия, Айзек, Джексон
Рейтинг: PG-13
Жанр: джен, мельком ангст
Предупреждения: каннибализм
Примечания: Старик Джордж - выдуманный персонаж.
Размер: 3140 слов
От автора: Эллисон уехала обратно во Францию. Но если честно, она тупо у меня не вписывалась в общую картину.
Читать
Сколько себя помнит, Стайлз всегда принимал правильные решения, когда все становилось серьезно и совсем не смешно. Когда отцу нужна была поддержка, лучшему другу угрожала участь быть избитым до полусмерти или кто-то узнавал о его, Стайлза, тайной любви, и надо было как-то выкручиваться, чтобы защититься от издевок. Это было давно. Так давно, что даже не верится. Сейчас все по-другому.
Отец вежливо отказывается от выпивки на праздниках и не ложится спать, пока домой не вернется сын, живой и невредимый. Скотт больше не мальчик с астмой и его противники - не верзилы из параллельного класса, теперь у него другие враги, намного страшнее, но он сильный, настолько сильный, что защищает их всех. Да и с Лидией все намного сложнее, и узел, в который завязались отношения с ней, даже распутывать не хочется.
Не зря взрослые хотят снова стать маленькими: у детей все проще, глобальной проблемой считается сломанная игрушка, а не чокнутый друид, жаждущий мести, или заваленный трупами полицейский участок. Стайлз тоже хочет стать вновь десятилетней катастрофой для своих родителей, когда надо волноваться только о том, как со Скоттом пробраться в гараж старика Джорджа и при этом не получить нагоняй.
Особенно сильно это желание теперь, когда Стайлз ясно чувствует: на этот раз, соглашаясь на сладкие речи и обещание "так будет лучше для нас", ничем хорошим это точно не обернется. Потому что видя, как острые зубы вырывают из развороченного бока кусок жилистого и темно-красного, он железно уверен, что на этот раз оказался абсолютно неправ.
***
- Ты чертов псих, Маккол, - в тысячный раз повторяет Джексон, правда, уже скорее как напоминание самому себе, чем в обиду. - И твой ветеринар - тоже. Я ему зубы повыбиваю, когда увижу.
Айзек медленно поворачивает голову и расплывается в широченной улыбке.
- Ты же знаешь, что тебя уложат на лопатки еще за километр?
- Заткнись, - шипение в ответ.
- Дитону ведь не нужно особо что-то делать. Нет, стой. Ему даже из поликлиники выходить не придется.
- Я тебе сейчас ноги узлом завяжу, недоразумение.
Скотт понимает: они так сильно нервничают и боятся, что пытаются скрыть все раздражением и перебранками, чтобы отвлечь друг друга. Это, конечно, мило, но начинает порядком надоедать. Ему и самом не по себе, и лишние ссоры никак не помогают успокоиться. Из-за этих двоих и без того мрачное настроение в комнате становится чуть ли не враждебным.
Лидия, бледная и непривычно молчаливая, сидит на кровати и смотрит в стену - она тоже не в восторге от предстоящего, - пока Стайлз крутится рядом с приоткрытым окном, старательно ни на кого не смотря.
- Напомни-ка еще раз, - бормочет он, постукивая пальцем по бедру, - зачем мы это делаем?
Джексон и Айзек замолкают в ту же секунду, одновременно поворачиваются и смотрят в упор.
- Ну.
У Скотта плывет перед глазами и кружится голова. А ведь все только начинается, и самое тяжелое еще впереди.
- Чтобы укрепить...
Стайлз резко обрывает его:
- Да-да, "укрепить связь, сделать стаю сильнее" и прочее. Но зачем мы делаем это? Это, черт возьми, а не что-нибудь более безопасное и не такое безумное. Да хоть передачу плюшевого пони по кругу или обмен молочными зубами! Если, они еще у кого сохранились. Может, все-таки есть другие варианты?
Скотт вздыхает. Только не снова.
- Нет, - отрезает он.
Ему приходится развести края раны пальцами, потому что порез начинает заживать, а чаша еще полупустая.
- О, Боже мой, - сдавленно выдыхает Стайлз и, зажав рот ладонью, чуть ли не высовывается в окно.
Удивительно, но Скотт смеется. Заливается хохотом и качает из себя кровь, пока один смотрит на него, как на идиота, второй - взволнованно, третья - с опаской, а четвертый вообще стоит к нему спиной и пытается выветрить металический запах из памяти. Интересно, что с ним будет потом, когда придется не только дышать им?
- Он ведь не сошел с ума? - первые слова Лидии за весь день.
- Какое там, если и ума-то нет.
Скотт опускает взгляд вниз. Темная гладь идет рябью от каждой новой капли, дрожит. Запах собственной крови, тлеющих листьев вербены и ладана смешиваются в один, тяжелый и будоражащий. Руки слабеют, по спине к ногам растекается тяжесть. Остальные тоже чувствуют это? Скотт вздыхает и за доли секунды различает эмоции каждого из своей стаи: волнение Айзека, удивительную уверенность Лидии, сомнения Стайлза, который в непонятных для него ситуациях всегда не знает, куда себя деть, и раздражение Джексона и его нарастающий страх. Не за себя - за своего Альфу. Джексону до сих пор не нравится идея связать их всех вместе таким путем и он не перестает говорить об этом даже сейчас, когда стоит в доме Макколов, а путей отступления давно нет. Шипит, скалится, корчит мины. То, что он пытается скрыть, Скотт ясно видит, как будто кто-то расписал чувства Джексона на бумаге и выдал прямо в руки. Прошлое давит на него, жизни, которые его заставили забрать, не дают забыть о своих ошибках, тащат обратно в ночные кошмары. Он боится причинить боль - а ее точно будет много, сильной и ослепляющей, - поэтому сочится сарказмом и спорит с Айзеком. Защитная реакция.
Скотт надеется, что после создания связи Джексону станет легче и он перестанет в одиночку идти против себя и всего мира.
- Эй, - раздается тихо совсем рядом, потом на плечо ложится ладонь.
Скотт ощущает Стайлза за спиной, его волнение и тяжелый вздох на загривке, а вот чувствовать свою руку - нет. Разведенные в стороны ткани не могут срастись, тонкие ниточки вен пульсируют через тонкую подсохшую корку, кожа вокруг пореза побагровела. Стайлз перехватывает его локоть, отводит в сторону.
- Больше не надо, - говорит он, и голос у него почему-то ломается.
Только вынырнув из своих мыслей, Скотт понимает, что чаша полная до краев, и стая толпится вокруг него, склоняясь и глядя на него с одинаковой нескрываемой горечью. Но удивительно другое - все четверо стоят на рунах со своим именем, даже не осознавая это.
- Хорошо, - выдыхает Скотт, подхватывает чашу и поднимается на ноги.
Начерченный мелом круг на полу отрезает стаю от всего мира. Маленькая вселенная, которая принадлежит только им пятерым, позволяет расслабиться, развевает страх и толкает их ближе друг к другу.
Скотт поворачивается к Стайлзу и Лидии, Югу и Востоку, протягивает к ним руки - кровь опасно плещется по неровным краям, - сжимает губы в полоску.
Он готов. Он действительно хочет обезопасить свою стаю, сделать сильнее, укрепить связь. Хочет сделать их одним целым. Но одной решительности мало. "Ты должен сказать это", напоминает эхо голоса Дитона. И Скотт говорит. Слова слетают с языка прежде, чем мысли собираются в кучку.
- Вам, моему Вечному Пламени и Утренней Звезде, я даю источник своей жизни, чтобы он питал вас и помогал пылать ярко и бесконечно. Вы - те, кто развевает тьму, ослепляет наших врагов и указывает путь, когда отчаяние пытается загнать нас в угол. И никогда не дает забыть: кем мы были, кто мы сейчас и кем мы можем стать.
Это кажется немного глупым, но никто не смеется.
У Стайлза дрожат пальцы, когда он берет чашу из рук Скотта. Первый глоток дается ему с трудом: он мычит, жмурится и мотает головой, кажется, что его сейчас стошнит, и кровь растечется по полу, стирая белый узор руны. Видя его полупустой взгляд Скотт давит потребность все прекратить, притянуть его к себе за плечо и сказать: "Все хорошо, чувак, ты не должен себя заставлять". Он знает, что Стайлз не любит кровь и ненавидит все, связанное с ней, то, что они пережили вместе или в одиночку. Заставлять его пить кровь, пусть и лучшего друга, пусть ради них всех, - жестоко и подло.
Но Стайлз пересиливает себя, делает глубокий вздох и сглатывает, тяжело и громко. Белый лицом, он отпивает ровно половину и передает чашу Лидии, переступая с ноги на ногу, будто вот-вот упадет. В уголке рта остается яркий след. Стайлз быстро стирает его рукавом толстовки, упирается взглядом в пол и снова ни на кого не смотрит. Ему плохо, но не только от сладко-соленого привкуса во рту. Его нарастающую тревогу Скотт чувствует, как свою собственную - слабое, совершенно новое чувство. Будто Стайлз вывернулся наизнанку и все его чувства и мысли видны как на ладони. Голова сама вдруг поворачивается к растекающемуся сбоку доверию, и Скотт замирает, не в силах даже вздохнуть.
Первое, о чем он думает, - Лидии идет красный цвет.
У нее красные лаковые туфли, красный браслет с белыми бусинами и губы теперь - тоже красные, влажные и приоткрытые. Лидия проводит по ним языком, собирая темные капли; такая невозможно красивая и родная, самая храбрая из них всех.
Восхищение Скотта смешивается с горькими эмоциями Стайлза и мягкими волнами тепла, исходящими от Лидии, туманит голову. Воздух становится тяжелым и горячим, раскаляет легкие, заставляя сердце сжиматься от каждого нового чувства, не своего, пока еще незнакомого и слишком непривычного. Скотт понятия не имеет, что это, но оно показывает ему то, чего раньше он не видел - не мог увидеть, - и распахивает двери в чужие миры. Если это и есть та "цепь", о которой говорил Дитон, то Скотт готов отдать за нее всю свою кровь и пережить любую боль. Он еще не знает всю силу новой связи, но того, что он испытывает сейчас, уже достаточно, чтобы ни за что не останавливаться.
Скотт разворачивается на северо-запад, встает между Джексоном и Айзеком.
- Вам, моей Неистовой Грозе и Ночному Солнцу, - говорит он, и его голос крепнет с каждым словом, - я даю источник своей силы, чтобы он насыщал вас и делал сокрушительным оружием и прочным щитом. Вы - палач, что направляет свой топор только на тех, кто того заслуживает, верная опора, когда слабеет Свет и не остается сил бороться. Вы - те, кто и защищает до последнего и крошит в ничто угрозу, в какой бы форме она нам не являлась.
Две пары глаз, ярко-голубые и желтые, следят, как кофту тянут вверх, оголяя крепкие мышцы под смуглой, гладкой кожей. Скотт слышит тяжелый вздох Стайлза и стук сердца Лидии, теперь намного быстрее, чем раньше. Их мысли сплетаются вместе: "Хорошо, что я не волк. Хорошо, что мне не надо делать это", и вытекают в одно на двоих желание быть сейчас где угодно, но только не здесь.
- Мы можем...
- Нет. - Скотт уже знает, что у него хотят спросить. - Вам нельзя выходить из круга, пока мы не закончим. Никому из вас.
Напряжение плотной стеной окружает его с четырех сторон, воздух еще больше пропитывается страхом. Бояться за близких куда мучительнее, чем за собственную шкуру - Скотт знает по самому себе. Обычно это он чуть ли не трясется за своих друзей, поэтому и делает все возможное, чтобы оградить их от опасности. По той же причине он прекрасно понимает непривычно тихих Стайлза и Лидию, переплетающих вместе пальцы, и Джексона с Айзеком, которые смотрят на него глазами загнанных в угол зверей. Будто сейчас дверь выломают и нагрянувшая армия охотников заживо вскроет их самыми тупыми ножами из всего своего арсенала.
- Ты все-таки выбрал? - Айзек крутится на месте, прячет руки в задних карманах джинс - старая привычка унять нервы. - Где лучше, то есть, какую часть... твоего тела можно использовать. Ну, откуда мы можем...
Джексон услужливо заканчивает за него:
- Оторвать от тебя кусочек. - И криво ухмыляется.
О-о, Скотту знакомо это выражение лица.
- Особой разницы нет, - говорит он и улыбается. - Вы можете сами решить.
Он хочет добавить: "Не важно, что вы выберете. Я доверяю вам и не изменю своего отношения ни к одному из вас", но видя то, как Джексон и Айзек придвигаются к нему, как незаметно пробегают по его телу глазами, изучают, и ощущая слабеющий неприятный запах страха, понимает: не надо ничего говорить, они и без слов знают о его чувствах. Пережив столько всего бок о бок, они научились улавливать чувства друг друга, достаточно столкнуться взглядами.
Первым кусает Айзек. Прихватывает зубами кожу на плече, сжимает челюсти - Скотт жмурится и шипит - и тянет на себя. Он делает это аккуратно, даже бережно, но слишком медленно, неосознанно растягивая пытку для них обоих. Звук, с которым лопаются жилы и рвутся нитки мышц, бьет хлыстом по ушам; горло распирает подкативший ком. Айзек не смотрит - у него закрыты глаза, а из уголков уже бегут влажные прозрачные дорожки. Он давится хлещущей в рот кровью, сильнее стискивает зубы и резко дергает голову в сторону, вырывая кусок темно-красной плоти. Глотает он так же тяжело и через силу, как Стайлз до этого, и потом зажимает рот ладонью, дышит через нос, глубоко и шумно, сдерживая тошноту.
Скотт не издает ни звука. Обжигающая боль, от которой немеет рука, - не самая худшая, что ему довелось испытать. И дело даже не в этом. Не смотря на оголенное мясо и ледяное жжение разодранной кожи, Скотт думает только о том, что не может понять, почему плачет Айзек. Ведь это всего лишь тело - укус заживет, ткани срастутся и заново нарастят недостающие части. Такая рана не стоит слез, тем более того, кто до обращения каждый день боролся со своим ожившим кошмаром и терпел удары отца и его жестокие слова. Кровь с подбородка капает на светлый свитер - Айзек не обращает на это внимания. Он тянется рукой к темным подтекам разорванных мышц, чувствуя невыносимую потребность забрать чужую боль, но Скотт перехватывает его запястье, говорит:
- Оставь, я в порядке, - и снова расплывается в той самой улыбке, от которой Айзеку хочется упасть ему в ноги и разреветься в голос.
Сжимая губы полоской он отступает назад, почти к краю круга, так и не стирает кровь с лица, вытягивается струной. Теперь ему остается только смотреть.
Когда Скотт поворачивается к Джексону, тот уже стоит рядом и дергает его немного в сторону, опускается на колени. В отличие от Айзека он делает все быстро и уверенно, зато глаза такие же полупустые. Ему уже знаком вкус человека, но впервые он ощутит его на языке не по чей-то команде, а по собственной воле. Хотя Джексон думает, что лучше бы ему кто-то приказал, не оставляя выбора, тогда, возможно, ему будет чуть легче. Они со Скоттом не друзья, они - совершенное другое, намного большее, чем простая человеческая дружба, и есть его, пусть и всего лишь частичку его тела, - неправильно, отвратительно, жутко. Страшно не сделать больно, а не суметь остановиться.
Джексон наклоняет голову и не медля ни секунды вонзает клыки в правый бок - место, где Питер Хейл когда-то оставил свою метку.
На этот раз молчать не получается. Скотт вскрикивает: зубы вгрызаются в него до черных пятен перед глазами, нещадно рвут кожу и мышцы. Инстинкты кричат защищаться или вырваться. И если первое сдерживает понимание, что так и должно быть и на него никто не нападает, то второе даже при всем желании невозможно, потому что руки на бедрах держат в тисках, не давая сдвинуться. Это больно. Очень-очень больно, намного больнее, чем укус Айзека, перелом руки от Дерека или серебряная стрела, выпущенная в него отцом Эллисон. Скотт понятия не имеет, почему так больно.
Джексон не задевает кость или нерв, у него больше нет яда Канимы и ряда зубов-иголок. Но тем не менее он заставляет Скотта низко рычать и цепляться за светлые волосы в попытке отстранить от себя.
Стайлз и Лидия жмутся друг к другу, держась за руки, Айзек топчется на месте и нервно дергает подол свитера. Никто из них не может ни вмешаться, ни отвести взгляда от разодранного бока и мелькающих в нем зубов, ни закрыть уши и не слушать.
Острая боль режет в одной точке, не дает сосредоточиться, поэтому Скотт не сразу понимает, из-за чего она такая сильная. Джексон не просто ест - он пожирает его, вырывая кусок за куском из одного места, вгрызается в оголенные мышцы, слизывает сгустки крови, не останавливается. Не может остановиться.
Страх чужой боли сдерживает Айзека и делает нерешительным, человечным, а вот Джексона, напротив, гонит к хищной стороне, где можно не бояться и не думать, где чувства приглушаются и не мешают, оголяя животные инстинкты. Это помогает создать связь, но не такого они все хотели.
- Ч-черт, Джексон... - Скотт шипит и с трудом разжимает в пальцах его короткие волосы, кладет дрожащую ладонь ему на макушку.
- Джексон, - снова зовет он, и на этот раз зубы, прихватившие шмат мяса, разжимаются, ярко-голубые глаза встречаются с красными.
Скотт выдыхает, опускает ладонь на выгнутую шею, сжимает загривок.
- Хватит, - вежливая просьба на грани приказа. - Этого достаточно. Если, конечно, ты не решил разделить меня на двое.
Лицо Джексона за долю секунды меняется со звериного оскала на испуганное и растерянное, пугающе бледное. Он смотрит на темно-красные лохмотья, свисающие из развороченного бока Скотта, так, будто только сейчас замечает. Вскакивает и отшатывается назад, сталкиваясь спиной с грудью Айзека.
- Я... Я не хотел, - бормочет он, мотает головой, выставляя руки впереди себя.
Скотт слышит его голос у себя в голове: "Не знаю, что со мной было. Именно этого я и боялся. Прости. Прости, пожалуйста", и понимает, что буквально видит все чувства и эмоции Джексона, как и всей стаи. Только теперь намного лучше и отчетливее, чем раньше. Связь создана, концы цепи сплавляются вместе, намертво, и разорвать их можно только изнутри.
Боже мой. У них получилось.
- Чему ты радуешься, придурок? - ворчит за спиной Стайлз, щурясь. - Тебя только что чуть заживо не сожрали, а ты плясать готов.
Скотт даже не удивляется тому, как Стайлз улавливает его настроение, не видя при этом его лица. Вместо него это делает Айзек.
- Как ты понял? Ты же ему в затылок смотришь.
Стайлз на секунду зависает, тупо пялясь на него и моргая, потом косится на Лидию, неосознанно придвигаясь к ней еще ближе.
- Ты ведь тоже это почувствовала? - спрашивает шепотом.
Видимо, надеется, что три оборотня в шаге от него ничего не услышат.
- Я пока не знаю, что сейчас-то чувствую, - Лидия хмурится и смотрит, как нарисованная линия круга постепенно исчезает.
Следом, тускнея, стираются и руны с именами, дымка тлеющей вербены рассеивается и больше не туманит голову. В комнате становится светлее, хотя уже вечер и за окном давно темно.
Лишь поворачиваясь к Лидии Скотт замечает, что у нее необычно яркие зеленые глаза. Такие же яркие, как у Стайлза, Джексона и Айзека, и у всех зрачок обведен белым контуром. Скорее всего как и у него, Скотта, самого.
Он чувствует, как с быстро срастающимися ранами в него втекает мощь всей его стаи, как она питает и лечит его. Тело переполняет энергия, оно кажется легким и невероятно сильным, неуязвимым, способным на все.
Скотт прислушивается к стуку четырех сердец, чувствует сладковатый запах чужих эмоций, и ему становится понятна реакция Лидии. Они все, как и он, пытаются привыкнуть к новым ощущениям, путаясь в своих вперемешку с посторонними, и разобраться, где свои мысли, а где - чужие.
Скотт не может не улыбаться.
Больше нет барьеров и стен, никаких тайн и ни грамма лжи. Стайлз, Лидия, Джексон и Айзек видят Скотта, будто того вывернули душой наизнанку, как и он их всех. Им многое предстоит выяснить друг о друге, много неприятного и смущающего, то, что раньше хранили в секрете от всего мира и даже самого себя. Узы, которыми они теперь связывают друг друга, - новая и еще неизведанная территория. У них есть вся жизнь, чтобы узнать границы этой связи, ее пределы и способности. Пусть методом проб и ошибок, пусть через боль и обиды, но у них все обязательно получится.
И они сделают это вместе. Как одно целое. Как стая.